коммандер Очевидность
после выпускного мне предложили работать в Розенкройц. этой чести домогались многие, но удостаивались избранные. разумеется, я согласился - и оказался под началом у полковника Амриша.
как я и предполагал, он засунул меня в архив. я целый год дышал библиотечной пылью, разбирая документы. за этот год я многое узнал об истории и структуре Розенкройц и Эсцет. думаю, я знал об организации больше всех, с кем я на тот момент был знаком.
через год мне надоело там сидеть. я узнал всё, что мог. переводом из архива и не пахло. а мне хотелось "в поле". хотелось собственную группу. я жаждал действия. в конце концов, у меня были планы.
уходить из Розенкройц не принято. это - долгий и сложный процесс. и начаться он должен был с разговора с куратором. то есть, с Амришем.
разумеется, полковник не забыл о моих школьных выходках. в течение следующего года раз в полтора месяца он вызывал меня к себе поговорить о моей работе. упрекал меня за то, что я "могу лучше", "не проявляю должного рвения". а потом спрашивал о моих планах на будущее. в этом месте я открывал рот, чтобы произнести: "Полковник, я хочу перевестись на оперативную работу". и, как в дурацких старых комедиях, после слова "полковник" то влетала Нина и настойчиво требовала ее покормить, то заходила Сильвия Лин со срочным докладом, то звонил черный телефон на столе.
ровно год я физически не успевал сообщить полковнику о своем желании. ровно год я раз в полтора месяца шел в спортзал и до изнеможения колотил боевой тренажер. ровно год на лице Амриша мелькала легкая улыбка, когда я, вздохнув, вставал и шел к двери.
я понимал, что этому не будет конца. из всего следовало, что чертов слепец решил запереть меня в пыльной библиотеке если не на всю жизнь, то на много лет.
надо было бежать. но как?
и однажды, бессильно привалившись к стене в спортзале, я понял, как.
Сильвия Лин.
как я и предполагал, он засунул меня в архив. я целый год дышал библиотечной пылью, разбирая документы. за этот год я многое узнал об истории и структуре Розенкройц и Эсцет. думаю, я знал об организации больше всех, с кем я на тот момент был знаком.
через год мне надоело там сидеть. я узнал всё, что мог. переводом из архива и не пахло. а мне хотелось "в поле". хотелось собственную группу. я жаждал действия. в конце концов, у меня были планы.
уходить из Розенкройц не принято. это - долгий и сложный процесс. и начаться он должен был с разговора с куратором. то есть, с Амришем.
разумеется, полковник не забыл о моих школьных выходках. в течение следующего года раз в полтора месяца он вызывал меня к себе поговорить о моей работе. упрекал меня за то, что я "могу лучше", "не проявляю должного рвения". а потом спрашивал о моих планах на будущее. в этом месте я открывал рот, чтобы произнести: "Полковник, я хочу перевестись на оперативную работу". и, как в дурацких старых комедиях, после слова "полковник" то влетала Нина и настойчиво требовала ее покормить, то заходила Сильвия Лин со срочным докладом, то звонил черный телефон на столе.
ровно год я физически не успевал сообщить полковнику о своем желании. ровно год я раз в полтора месяца шел в спортзал и до изнеможения колотил боевой тренажер. ровно год на лице Амриша мелькала легкая улыбка, когда я, вздохнув, вставал и шел к двери.
я понимал, что этому не будет конца. из всего следовало, что чертов слепец решил запереть меня в пыльной библиотеке если не на всю жизнь, то на много лет.
надо было бежать. но как?
и однажды, бессильно привалившись к стене в спортзале, я понял, как.
Сильвия Лин.